Еду по любимой дороге среди буша. Здесь ожидаешь, что из-за кустов сейчас покажутся маленькие черные люди в набедренных повязках, с копьями и птичьим языком. Заговорят с тобой щелчками, свистами и треском, и ты даже не найдёшь, что им ответить. Будешь отвечать кивками, виноватыми улыбками и суетливыми жестами. Пробкового шлема немного не хватает, но, в общем, панама справляется. Бинокль есть. Шорты и рубашка с коротким рукавом – вот чего не достает. Но вместо бушменов слева появляется некрупная рыжевато-коричневая сова и летит параллельно машине. Совсем перестаю следить за дорогой, на слух только чувствую, как ветки хлещут одновременно по правому и левому зеркалам. Скорость около пятидесяти. Песчаная дорога влажная и мягкая. Сова приковала к себе мой взгляд. До нее метров восемь и нас разделяет только полоса вязов. Как на двух дорожках трека, мы летим бок о бок. Я вижу каждое пятнышко, вижу прижатые перьевые ушки, ощущаю как единый гармоничный образ широкие крылья и крупную, обращенную вперед голову, неотделимо, без какого-либо изгиба, переходящую в туловище. Назад обращены мохнатые светло-песочные лапки. Наконец сова делает резкий пируэт, на секунду обращает ко мне широкую спину, плавно переходящую в крылья и хвост, словно у современного боевого самолета. И вдруг превращается в сидящий на дереве столбик. Ушки вытянулись вверх, но она ещё не спокойна, не застыла и готова опять броситься в полет, крутит головой, оценивает опасность странного фырчащего, рокочущего, вибрирующего белого зверя. Наконец срывается и летит назад. Я остаюсь без фото.

   Обожаю это чувство – двигаться вровень с птицами, наперегонки! В руках руль, ты забываешь, что его бьёт на предельной скорости по пересеченной местности, ты – летишь в одной стае с ней! Или у тебя в руках румпель лодочного мотора, ветер в лицо, и ты весь с этой снежно-идеально-белой цаплей или с этим угольно-черным бакланом. Или снова за рулем, движешься наперегонки с огромным, непропорционально длинноногим журавлём, и видишь, чувствуешь, как воздух обтекает его оперение.

   Среди вязового буша возвышается группа тополей и, судя по всему, нам нужно попасть туда. Только продраться через заслон карагачей на машине – очень непростое дело. Мы объезжаем точку вдоль плотного заслона вязов и удаляемся от нее в надежде найти брешь. Наконец, появилась возможность протиснуться между деревьев и по пескам, объезжая отдельные кусты, наконец, едем к нужной группе деревьев. На тополе остатки разрушенного гнезда. Притираю машину вплотную к стволам и начинаем строить.

   Прошло полтора часа и можно переезжать к следующей точке. До нее недалеко, метров триста. Переезжаем по песку, по блестящим полям ковылей, по розовым граммофончикам вьюнков. Песок пробит норками одиночных ос. Двенадцать часов дня. Накатывают первые волны жары. Ставим машину в тень, вплотную к очередной паре тополей. Спиливаю два сухостойных ствола и напарник с крыши машины делает из них помост для крепления гнездовой платформы. Платформа сделана заранее, из нижних сухих ветвей старых сосен Балгазына. Она почти круглая. Нижние ветви искривлены дугой и напоминают бивни. Приходится строить из бивней. Получается очень затейливо, на грани искусства. На середине работы, когда платформа уже укреплена, напарник обратил внимание на полуразрушенное гнездо на уровне чуть выше своей головы. Хотел использовать его, как выстилку гнезда. И только теперь заметил выводок пуховых птенцов пустельги в этих развалинах.

Ну что же, лучше поздно, чем никогда. Гнездо в тени, день теплый, соколята переживут те полтора часа, что мы потратим на платформу. Как же это мы не заподозрили? Ведь в пятидесяти метрах отсюда жилое гнездо пустельги я нашёл. А прямо над головой, а у напарника – на уровне глаз – просмотрели. Теперь взрослые сидят неподалёку, караулят. Но, видимо, что-то в поведении взрослых выдало их беспокойство и коршун принял это за признаки какой-то слабости. Я оборачиваюсь на крики пустельг, и вижу, что в двадцати метрах за одной из них, в угон, напряженным быстрым полётом, летит коршун. Это явное преследование, нападение, атака. Понятно это не только мне, но и ещё  двум пустельгам, которые буквально повисли за хвостом коршуна. Они, как ведомые, пытаются отбить атаку врага на своего собрата. Я не ожидал такого. Даже после того, как здесь, в Туве, я наблюдал такое же преследование коршуном рогатого жаворонка. Оно длилось десять секунд. Это кажется, что десять секунд - малый срок. Во время воздушной погони, десять секунд предельного азарта и предельного напряжения сил – почти вечность. Тогда коршун загнал жаворонка, заставил его сесть на землю, догнал, схватил и съел на моих глазах, на кадрах моей камеры. Он отнес добычу на сухой ствол и методично, с аппетитом, съел только что живую пичужку. Сейчас коршун атакует хищника, и сам преследуем двумя хищниками. Расклад сил иной. Но вот они скрылись за кустом, совершили там какой-то вираж, и я вижу, что между пустельгой и преследователем остался какой-то метр! Последний рывок! Но и преследователи коршуна сумели сократить расстояние и перешли к атакам. Группа распалась. Коршун вынужден встречать каждую атаку, перевернувшись и выставив лапы с когтями. А от побега к атаке уже перешли все три соколка и удары сыпятся сплошным потоком. Крики соколов сменяются на отчаянные крики коршуна и на сцене появляется его партнер, спустившись с большой высоты, где, как и я, был простым наблюдателем. Это немного умерило пыл соколов и через минуту-другую свалка заканчивается ничем. Птицы разлетаются по своим участкам и отходят от возбуждения боя. А мы собираем вещи и едем на следующий участок. Через буш, пески и удивительный ландшафт Тувинской рукотворной саванны. Никто не делал её  создание своей целью. Она – плод ошибок и труда человека, случая и воли природы. А настоящее украшение её – уникальное сообщество хищных птиц – плод многолетних усилий мыслей и рук небольшой группы увлеченных людей.

Забравшись на машине на холм, окидываем взглядом пейзаж. Пределы ему ставит далекий синий хребет. Украшает его зеркало Хадына. Сходство с Африкой Хемингуэя, Даррелла, Гржимека придает раскинувшаяся во все стороны саванна. Парит в небе одинокий курганник.